Свидетельства участников избирательных комиссий, выделил лучшие куски, скучно не будет:https://meduza.io/feature/2020/08/18/u-tihanovskoy-bylo-v-shest-raz-bolshe-golosov-chem-u-lukashenkoБыло понятно, за кого голосует большинство: 70% людей приходили с белыми лентами. Были те, кто возмущался, почему нельзя ставить дату в документе, где расписываешься о получении бюллетеня. Многие настаивали на своей правоте и указывали число.
В день основных выборов была противоположная картина — в основном все были за Тихановскую, только иногда мелькала фамилия Лукашенко.Когда мы подсчитали голоса, по лицам членов комиссии было видно, что все радуются.
Даже без итогового подсчета было понятно, что больше 60% за Тихановскую.Дальше председатель и секретарь стали подводить итог. Я сначала стоял рядом, чтобы видеть подсчет, но меня попросили «не стоять над душой», и я отошел. Человеку, который подсчитывал голоса, я доверял максимально. Но все равно немного сомневался. Считали очень долго, минут 30–40.
В итоге нам сказали, что за нынешнего президента больше 50% голосов, а у Тихановской — в районе 20%. Члены комиссии начали оглядываться, типа, «что это сейчас произошло?». Ведь явно побеждала Тихановская. Перед тем, как подписать протокол, многие задумывались, но все равно делали это. Я не хотел подписывать, но не знал, какие за это будут последствия. Я боялся и в итоге подписал.Мы долго сидели на участке. Когда председатель и секретарь уехали отвозить голоса,
у нас заработал интернет. Мы увидели, что есть участки, где победила Тихановская. Мы всей комиссией сидели и понимали, что нас подставили. Кто-то плакал. Мы подписали протокол без принуждения, по своему желанию, но все боялись каких-то последствий [за отказ]. Потому что в нашей стране как? Все видно по предвыборной кампании. Кто-то сказал не то слово, не захотел делать, как ему сказали, и у нас сразу что с ним делают? Такого человека сразу берут и закрывают где-то. Конечно, у людей выработался страх, это больше самовнушение даже.
Просто видно, как у нас в стране реагируют на свободу слова. Люди действительно боятся высказываться. Так было до последних событий.
В моей стопке с бюллетенями основного дня выборов у Тихановской было в шесть раз больше голосов, чем у Лукашенко. Я переговаривалась немного с людьми, которые считали другие стопки. Было понятно, что Тихановская идет первее Лукашенко. Я не знаю насколько, потому что на досрочном выиграл он, но, по нашим подсчетам, она стопроцентно лидировала. Мы сдали свои результаты председателю избирательной комиссии. Когда она считала, рядом с ней никого не было. В итоге нам объявили, что Тихановская проиграла. Многие начали плакать, я не была исключением. Вся избирательная комиссия погрузилась в молчание. Многие ожидали, что результат будет таков, но все равно
для нас это было потрясением. Председатель — декан нашего факультета. Разговор у нас был достаточно короткий. Нам объяснили, что если мы не подпишем, это никакой роли не сыграет. То есть отсутствие наших подписей не означает, что протокол будет недействительным.
Нас просто уберут из членов избирательной комиссии, и этот же протокол с этими же цифрами отправится в исполком. При этом к нашей дальнейшей жизни в университете будет много вопросов. Да, нам было страшно, очень страшно. Лично за мою учебу в университете родители платят бешеные деньги. Я очень боялась. Мне до сих пор ужасно. После выборов я три ночи просто не могла заснуть без валерьянки. Тяжело все это переживать, когда видишь, что происходит в твоем городе, во всех городах, по всей стране. И ты сам не хотел, чтобы этот человек [Лукашенко] оставался. Но твоя подпись стоит на бумаге. Я много раз прокручивала эту ситуацию в голове, думала: «Неужели ты не могла быть смелее?»
Очень много людей, которых под гнетом заставили поставить подпись или принять участие в этих выборах. У многих условия были жестче, чем были у нас. Многим угрожали отчислениями, увольнениями. Их действительно заставляли. Мало людей, которые делали это по своей инициативе. Я думаю, таких практически нет. У каждого стояло что-то на кону, когда он поставил подпись. И мы с этим страхом живем уже 26 лет. 3 августа —
перед началом досрочного голосования — у нас было заседание комиссии. Нам сказали, что нужно подписать протокол. Я тогда не понял, что за протокол. Но одна
женщина из комиссии сказала, что его нужно подписывать в последний день, после итогового подсчета голосов. Председатель стала с агрессией защищаться, что это нужно, чтобы потом не было мороки и прочее. В итоге протокол никто не подписал. Но женщину, которая выступила против, сняли с дежурства на досрочном голосовании. Потом она мне рассказала, что ей кто-то позвонил и сказал, что она — контакт первого уровня по коронавирусу, попросили не приходить.8 августа у меня была вечерняя смена. Когда я пришел, председатель позвала меня к себе в кабинет. Там была женщина из администрации района.
Председатель сказала: «Сейчас подпишем протокол, что все хорошо», — и так ненавязчиво ко мне его подтолкнула.
Я внимательно его прочел и понял, что это протокол конечных итогов голосования. Я был немного в шоке, стал спрашивать, как это так.
Мне говорят: «Нужно просто подписать». Они вылавливали по одному человеку: в протоколе, когда я его видел, было уже как минимум три подписи. Но я все равно отказался.После того, как участок закрылся, сели подсчитывать количество участников досрочного голосования.
Председатель подсчитывала все сама, не сверяясь со списком избирателей. У нее получилось, что на участке якобы проголосовали 222 человека. Мы каждый день считали сами по факту, сколько пришло человек.
Например, в последний день досрочного голосования их было около 35, а в протоколе — около 70. То есть завысили почти в два раза. Я тогда не стал возмущаться, потому что решил, что мне еще на голосовании 9 августа сидеть, и подписал этот протокол.
В основной день голосования были нарушения.
У нас одновременно сидели по 5–6 «зависимых» наблюдателей, что запрещено ЦИКом.9 августа больше половины людей приходили с белыми лентами и в красно-белой одежде. Процентов 80 складывали бюллетени гармошкой — так делать призывало сообщество «Честные люди», чтобы наглядно показать, что голосуешь не за Лукашенко. Наша урна была, вы не представляете, реально прямо вся так заполнена. Некоторые показательно брали листик, ставили галку напротив Тихановской и не сворачивая, чтобы видела комиссия, бросали его в урну. Они принесли нам стопку: «Тут 187 неиспользованных бюллетеней». Я сразу стал говорить, что мы обязаны все делать гласно. То есть наблюдатели этого подсчета не видели. Председатель с обидой мне сказала, что в таком случае мы все пробудем на участке до четырех утра, но неиспользованные бюллетени после этого демонстративно пересчитали.
Дальше было
самое грубое нарушение — они [председатель и секретарь] взяли списки избирателей и начали их запечатывать. Хотя не посчитали, сколько человек участвовало в голосовании, и не сравнили это число со списком. Я стал объяснять, что так на том же досрочном голосовании могли подкинуть бюллетени и мы не сможем выявить ошибку или фальсификацию. Но мне ответили: «Мы считали все время в процессе голосования». Пока я писал особое мнение [к протоколу об итогах выборов], принесли урну и начали ее открывать.
Я опять заявил о том, что не согласен с происходящим и мы по-прежнему не знаем количество пришедших избирателей. Все остальные — наблюдатели и члены комиссии — молчали. Они боялись.Председатель попросила меня не мешать. Когда я дописал особое мнение и отдал ей, она меня поблагодарила и сказала:
«Мы единогласно исключаем тебя [из комиссии]». Все молчат. Она обращается к остальным: «Вы же тоже согласны?»
Абсолютно все молчат. Потом за меня заступились двое. Председатель дала заднюю, передала мое особое мнение секретарю для регистрации. И тут начинается самое интересное,
у меня даже есть запись (Константин передал запись в распоряжение «Медузы»). Женщина из администрации говорит: «Я не согласна, чтобы он здесь оставался». Председатель предлагает голосовать.
Пятеро, в том числе председатель, поднимают руки за мое исключение. Остальные пять человек воздерживаются. В итоге последнее слово за председателем, и
меня исключают. Мое особое мнение так и не было зарегистрировано. В протоколе говорится, что я якобы не присутствовал при подсчете голосов.Потом я говорил с теми, кто считал голоса дальше.
Стопка за Тихановскую была в пять раз больше, чем за Лукашенко. При этом из урны досрочного голосования основное количество было за Лукашенко. В протоколе написали, что за Лукашенко больше 500 человек, а за Тихановскую — больше 100. Эти цифры придумали из воздуха. А потом всех заставили подписать протокол. Через два дня мне позвонила председатель, сказала, что «никаких санкций» против меня не будет в университете. И расплакалась. Она человек достойный достаточно, не знаю, что с ней было, что ей сказали.
Я считаю, что все предприятия должны выйти на забастовку. В моем родном городе есть комбинат, но он не выходит, потому что
люди боятся потерять работу. Еще они не верят, что их поддержат. И потому готовы ходить в кандалах всю жизнь. Мне кажется, люди должны понять, что реально сфальсифицировали выборы, нарушили закон, украли наши голоса.
Вся моя семья, родственники и друзья, кроме одного человека, голосовали за Тихановскую. [У Лукашенко] никак не может быть 80%. Это уже неправильный подсчет, должно быть разбирательство.
..Голосовали, как говорили в интернете, и складывали бюллетень трубочкой — очень много таких лежало.На предварительном голосовании за Лукашенко было больше 300, за Тихановскую — около 70.
В основной день голосования подавляющее большинство было за Тихановскую: больше 1000 голосов против 150 за Лукашенко. Я тогда посчитал для интереса —
за Тихановскую получалось больше 60 процентов. Протокол был составлен как надо. Все расписались. А потом
начались какие-то непонятные фокусы. Мы сидели и ждали, пока протокол вывесят на дверях [избирательного участка]. Протокол вывешивает
председатель комиссии, он ушел, его долго не было. Потом пришел председатель, забрал все упакованные пачки [с бюллетенями]. Люди стали эмоционально ему говорить вывесить протокол. Он: «Да-да-да». Мы выходим из помещения, где были выборы, в фойе школы.
Там нас уже ждет ОМОН. ОМОН говорит: «Давайте быстрее грузитесь в автобус». Там спорить не будешь. Нас быстро-быстро на выход, в автобус и увезли. Никакого геройства не было. Когда ты сидишь в автобусе, у тебя шторками закрыты окна, тебя везут неизвестно куда, полно ОМОНа, что угодно в голову лезет. Может, сейчас привезут и будут давить. Нас привезли к райисполкому. Председатель с секретарем пошли внутрь, мы пересели на нашу машину, нас развезли по домам.
В итоге протокол не был вывешен, а народ стоял у школы и ждал протокол. Результаты не были озвучены. Потом ЦИК писал, что нет, везде вывешиваются. Но я слышал, что такая ситуация была не только у нас. Выбор людей превратили в игру в фантики. Этот вопрос тщательно обходится. Никто не хочет войны, никто не хочет беспорядков. Но ЦИК говорит, что нарушений не было, жалобы все отклонил, все было правильно. Они говорят: «Давайте оставим это за кадром, шо вы такие? Надо же разговаривать».Люди шли специально проголосовать.
Никогда такой явки не было. С тех пор, как он стал президентом, я голосовать не ходил ни разу, потому что считал это бесполезным. А сейчас люди поверили. Кажется, что просто так это не рассосется. А самое страшное, мне кажется, если все останется как есть, просто молодежь уйдет. Границы ведь не закрыты.