Впервые о событиях тех давних лет я услышал, будучи студентом знаменитого авиационного ВУЗа (и заодно – членом редакционной команды нашего незабвенного «Инженера Аэрофлота»). Сейчас нет ни ВУЗа, ни его традиций, ни памяти о его «золотой поре», в которую мне посчастливилось вписаться в 70-80-х прошлого века…

Как-то вечером, после очередной редакционной летучки, незаметно перешедшей в вечернее чаепитие вприкуску со всякими вкусностями, случилось странное: в нашу редакционную дверь осторожно постучали. И это в одиннадцатом часу «вечера» (осень была на дворе, уже рано темнело…)!..

Как сейчас помню: я открыл дверь и увидел за ней благообразного старичка в нашей аэрофлотовской униформе с «важными» погонами (то есть с вышивкой золотом). Проучившись в институте уже четыре года, я знал в лицо всех преподавателей всех факультетов (в том числе и благодаря работе в газете). Этого аэрофлотовца я не знал…

Визитёр не замедлил с самопредставлением, назвавшись Виталием Семёновичем, прибывшим из Киева – из родственного нашему учебного заведения. Совершив всякие необходимые встречи с руководством нашего «Краснознамённого», он решил перед отбытием в институтскую гостиницу (на следующий день ему надлежало возвращаться в Киев…) навестить своего давнишнего приятеля – нашего замечательного редактора, Леонида Иосифовича (царство ему Небесное…). Однако, вышла промашка – именно в этот вечер Леонид Иосифович покинул нас раньше обычного, сказавшись не вполне здоровым (то ли простудился он тогда, то ли грипп подхватил – сейчас уже не помню)…

Виталий Семёнович явно расстроился, посетовав на превратности Её Величества Судьбы, но от предложенного чая со вкусностями не отказался. И тут же признался, что тяга к сладостям у него образовалась с тех самых лет, когда…

…И вот тут-то прозвучало это слово «Белая Гора». Сейчас, по прошествии уже более тридцати лет, я очень мало помню из рассказа нашего вечерне-ночного гостя. Однако из памяти не изгладится та мистически-завораживающая атмосфера, которая целиком и полностью поглотила нас-студентов, придерживавшихся ТОГДА абсолютно материалистического и вполне себе комсомольско-идеалистического мировоззрения и миропонимания.

Рассказ Виталия Семёновича произвёл на нас просто магическое воздействие. Во всяком случае, приехав домой в полночь-заполночь, я долго не мог заснуть и снова и снова вспоминал ту мистическую историю, которой поделился с нами друг нашего героического редактора. Как и почему эта история НЕ оказалась запечатлённой и опубликованной в нашей многотиражке – это вопрос к ТОМУ ВРЕМЕНИ и к ТОЙ СИСТЕМЕ. Скажу просто: ТАКОЕ в нашем партийно-поднадзорном печатном органе априори не могло быть опубликовано. И весь героизм нашего замечательного редактора тут не помог бы…

Но я не забыл ту историю! И она снова меня нашла – через тридцать с лишним лет…

В 1995 году, забежав на полчаса к своим друзьям-приятелям в редакцию одной из популярнейших русскоязычных латвийских газет (располагавшуюся в то время в пардаугавской пресс-высотке – «Доме Печати»), я «застрял» там на добрых три часа. И виной тому – ВСТРЕЧА с моей ИСТОРИЕЙ. Точнее, с её новым обладателем-носителем-хранителем. Его звали Я. П. Сейчас я уже не помню как, каким именно образом мы пересеклись с ним в одном из тесных коридоров приятной мне редакционно-компанейской системы. Не суть важно. Всё произошло как бы само собой, а значит – ПРАВИЛЬНО…

А тогда, после всего услышанного от моего нежданного визави, я находился в каком-то странно-воздушном состоянии души, чувствовал, как всё моё глубинное естество воспарило в невидимые выси. Так бывает, когда сбывается твоё самое сокровенное желание…

Не буду больше мучить читателя длинным предисловием-присказкой. Пусть прозвучит СКАЗКА – так, как она прозвучала-срезонировала через все годы своего ожидания встречи со мной, со всеми «сказочно-фантастическими» подробностями. Одно могу сказать, что к написанному ниже лично я не присочинил ни единого слова. Просто попытался соединить в единое повествовательное русло то, что прошло через мой слух, мою душу, моё сердце…

Итак – начнём с самого начала, с заметки, опубликованной в начале 90-х прошлого века в одной из районных газет маленького городка псковской области. Господи, чего тогда только не публиковали в этих «чудесных бюллетенях» (одна эпопея с «М-ским треугольником» в рижско-всесоюзной «Советской молодёжи» чего стоила!)! Наверное поэтому отношение к ЭТОЙ заметке было уже …соответствующее…

Как бы то ни было, но именно через эту заметку (через выход на автора её, подписавшегося Григорием Григорьевичем С.) и произошёл выход на ГЛАВНУЮ тему нашего повествования – тему Контакта с Неведомым в виде «Зова Белой Горы». Впрочем – давайте по порядку…

Поначалу автора, с которым мне посчастливилось встретиться в ТОЙ САМОЙ редакции пресс-многоэтажки (буду именовать его Автором), удивил сам факт: в скромном городишке на псковщине, куда занесла его редакционная непредсказуемая Планида, жил в своё время человек с весьма купеческой фамилией – Калашников, родственница которого каким-то образом оказалась связанной с семьёй ТОГО САМОГО Рериха...

…Встреча с Григорием Григорьевичем, автором заметки в многотиражке псковоземельского городка, вызвала у Автора ещё больший интерес. Сам автор заметки оказался чрезвычайно выдающимся человеком – и внешне и по своему душевному складу. Перед Автором предстал крупный, дородный, высокий отставной полковник, совсем не выглядевший на свои почти семьдесят…

Разговорились. Просидели допоздна, до темноты за окнами. И вот какая история прозвучала из уст Григорьича…

- Прибыв сюда, к новому месту службы, я и ведать не ведал о связи нашего благообразного захолустья с именем Рериха. Да и о самом всемирно-известном художнике мало чего знал толком. Однако, жизнь такая штука, что если в ней что-то коснётся тебя ПО-НАСТОЯЩЕМУ, то уж будь спокоен – не отпустит до конца твоих дней на этой замечательной планете…

 А началось моё знакомство с Рерихом и его делом в далёком 1952 году. Был я в то время курсантом военного училища связи. И среди всего прочего читали нам там курс радиолокации – потрясающе интересной дисциплины, доложу я вам…

Курс читал профессор Гальперин – спец высшего класса, начинавший свой путь в радио-мир ещё в царские времена. И читал он этот курс просто потрясающе – как пел. Невозможно было не проникнуться глубоким содержанием этой высокой науки!..

На одной из лекций, затронув тему электромагнитных полей и их отображения на радиолокационной развёртке, он как-то обмолвился: «…А так как всякий материальный объект обладает своим собственным энергетическим полем, то в принципе оно может быть определено на фоне полей других физических объектов, а также может быть и измерено…»

Я тогда пропустил это, показавшееся мне странным, утверждение, а вот мой сосед по парте, Валентин, - тот аж подпрыгнул на месте и стал что-то шептать мне на ухо. Внимание же моё в тот момент было отвлечено картиной, открывавшейся через окно аудитории за забор, огораживавший территорию нашего училища: там собралась стайка молоденьких девушек… Ну, в общем, вы понимаете…

Профессор, заметив Валькину ретивость, вежливо поинтересовался столь явно заинтересованной реакцией: «И что мы имеем на сей счёт в виде размышлений?»..

- Извините, товарищ полковник, - смущаясь и нервничая от враз осипшего голоса, сказал Валька, - и у человека есть своё поле?..

Профессор снял очки, как-то особенно тщательно их протёр, посмотрев (при этом слегка прищурясь) на Вальку и почему-то на меня…

- Видите ли…Это тема отдельного и очень СПЕЦИАЛЬНОГО (тут он сделал многозначительную паузу, посмотрев при этом нам прямо в глаза…) разговора. Пока же могу констатировать: существует…скажем так…фиксируется весьма значительное число задокументированных сообщений о случаях обнаружения у человека неких полей…

- И их можно измерить?!

- Измерить можно всё, был бы соответствующий прибор с необходимой шкалой чувствительности и настройки… Подойдите ко мне после лекции, молодые люди, а сейчас продолжим…

Валька сел, посмотрев на меня как-то особо таинственно-торжествующе. Такого выражения на его лице я до того момента не лицезрел…

После лекции мы с Валькой рванули к профессору – на разговор. И разговор этот, как показали все дальнейшие события нашей с Валькиной спец-радиотехнической жизни, оказался судьбоносным. Именно после того разговора мы загорелись идеей создания приёмника излучения никому (на тот момент) не известного поля. Мы сразу стали называть его БИОПОЛЕ…

…Почти три года мы с Валькой возились над своим «приёмником» (хотя тогда, в пятидесятые, мы называли его просто – «фиксатор живых излучений»). И помогала нам не только наша радиолокационная физика, но и химия. Особенно в этом деле поднаторел Валька: всё время что-то химичил, обложившись учебниками и руководствами по неорганической и органической химии, колдовал с какими-то солями, реагентами, кислотами, что-то спекал, выпаривал, осаждал, растворял. Я же, будучи всё же более расположенным к «простой радиолокационной машинерии», был у Вальки на побегушках-доставалах, занимаясь в свободное время созданием электросхемы усилителя с усложнённой компенсационной автоматикой…

…Короче говоря, родилось в итоге НЕЧТО, способное чётко и безошибочно фиксировать присутствие человека и другие крупные живые организмы (лошадь, корова и т.п.) в секторе захвата прибора. А через некоторое время нам каким-то образом удалось отфильтровать сигналы, идущие от человека, от всех прочих «живоносителей». И это была настоящая победа-революция в нашем совершенно материалистическом начинании…

Пришло время защиты диплома. И вот тут-то нас и обломила суровая советско-социалистическая действительность: у приёмной комиссии «волосы на голове дыбом встали» - нас тут же засекретили вместе с «чудесным изобретением» и фактически насильно определили на работу в спец-НИИ. Не буду распространяться про эту стороны нашей специфической профессии, но скажу только, что жизнь привела нас с Валькой на Балхаш…

Это были те ещё годочки – конец 50-х прошлого века. После первых запусков наших космических ракет и спутников, у нашего начальства случилась некоторая эйфория – границы дозволенного и некрамольного резко расширились. Можно было изобретать всё что угодно – вплоть до метлы на МГД-генераторе! Всё поощрялось и считалось в порядке вещей (лучше всего об этом сегодня свидетельствуют ветхие и полузатёртые номера журнала «Техника молодёжи» того времени). Одним словом – ОТТЕПЕЛЬ…

От нас же с Валькой наши начальники на полном серьёзе ожидали устройство, способное давать безошибочное указание на конкретные места скопления живой силы вероятного противника, и если возможно – вплоть до численного состава…

И мы пахали как заведённые. За два года довели схему и «железо» до полной кондиции и надёжности (и это в век ламп и ламповых усилителей, пока ещё доминировавших в электронике!). Ну, а что касается материалов, с которыми работал Валентин, то его трудами были получены те самые «жидкие кристаллы», которыми сейчас уже никого не удивишь. А тогда это было настоящее чудо какой-то невероятной химио-техники…

Летом 1958 года нас как-то очень спешно вызвали к начальнику управления нашими спец-лабораториями, расположившимися вдоль живописнейших берегов Балхаша. В кабинете начальника уже ждали двое в штатском, внимательно изучавшие наши с Валькой отчёты. Мы представились прибывшим, после чего незнакомцы без обиняков объявили, что прибыли к нам на испытание нашего прибора и не хотели бы мешкать с этим делом. Ну, что ж, надо так надо, приказ есть приказ. Мы тут же принесли прибор, настроили, включили и всё «продемонстрировали». Прибор повёл себя вполне адекватно…

Двое гостей в штатском отошли в сторонку от нашего «технического чуда», о чём-то пошушукались пару минут и вновь подошли к нам с Валькой. Предложили посмотреть на работу прибора с выставлением между ним и объектом разных преград-препятствий. А мы как знали – подготовили всё необходимое с помощью нашего всемогущего завлаба Семёныча. В общем, прибор не сбивался ни при выставлении картонной преграды, ни при ограждении объекта фольгой, свинцовой полосой, куском бетона…

И тут мы с Валентином слегка раздухарились – дело молодое. Предложили нашим проверяющим придти в лабораторию после отбоя, который объявят в казарме напротив (там размещался военизированный контингент охраны всего объекта). На том и порешили…

Около полуночи вся наша «приёмо-сдаточная» бригада собралась в условленном месте. Гарнизон спал. Тишина, слышно только пение цикад и прочей шелестяще-шебурщащей живности…

Для чистоты эксперимента мы поднесли прибор к окну, выходившему на кочегарку. Включили. Нет сигнала… Перенесли наше «чудо» к окну, выходившему на соседний лабораторный корпус. Всё тихо… И тогда мы разместили наш «гиперболоид» у торцового окна нашего кабинета – напротив той самой казармы с охранной ротой). Прибор выдал чёткий и мощный сигнал. Всё – как по инструкции, составленной нами для будущих пользователей нашего изобретения…

Однако на этом тест не закончился. Мой лихой химик подошёл к телефону, набрал номер дежурного по казарме. Подошёл его знакомый ком-роты. Валька (явно договорившись с ним заранее) говорит ему какие-то условные слова, после чего в трубке явно слышится зычная команда «Рота, подъём! Боевая тревога!!!» И тут же на нашем приборе – мощнейший всплеск амплитуды сигнала!.. А за окном – по-прежнему только сверчки да цикады…

«Исследователи в штатском» уехали спозаранок, с первым транспортом, уходившим от нашего балхашского расположения. А через неделю пришла депеша на спец-бланке: подготовить Вальку и меня к срочной и чрезвычайно важной загран-командировке. И вот тут-то мы увидели, как мгновенно и слаженно работает советская спец-дипломатия: не прошло и трёх суток, как всё было сделано – паспорта, оборудование, паёк, спец-техника… За это время мы успели дооборудовать нашу технику возможностью работать от батарей и самым надёжным образом её упаковали. Этой спец-ваты, думаю, хватило бы, чтобы упаковать и слона – не только наш приборчик…

Вот на этой-то вате мы и разместились в самолёте, мигом образовавшемся на взлётной полосе нашего балхашского центра. Сопровождавший нас майор-особист вручил нам паспорта, сопроводительные бумаги. Вот-те на! Летим-то мы, оказывается, в Китай!

В Пекине нас встречали сотрудники военного атташе нашего посольства. Вместе с двумя прибывшими воен-атташе мы тут же пересели уже в китайскую крылатую жестянку. Вальке удалось выспросить у нашего дипломата, что летим в Ланчжоу. Оттуда – куда-то в китайскую тьмутаракань. В горы, одним словом…

Сели мы ночью, долго тряслись по плохой ВПП, пока наконец остановились. Переночевали без особых приключений, да и без особого комфорта – на той же ватной обивке своего прибора. А утром нас пересадили на грузовик. Вместе с нами в путь-дорогу «невесть куда» снарядились двое китайских военных-сопровождающих. Улыбчивые и совершенно неразговорчивые китайские «спецы» сели вместе с нашими посольскими в шедший впереди нас газик, ну а мы с Валькой – в грузовике, на уже привычной вате нашего чудо-изделия…

Едем. На дворе по календарю – лето, а мы как будто в зиму попали: холодрыга, воздух разряжённый (дышать нечем, голова покруживается и поламывает). А вокруг – как на Марсе: сплошной красноватый песок, щебень, ни растеньца, ни былинки…

За весь день – ни одной остановки, ни по какой нужде. В кузове лопали консервы, галеты, запивали чаем из знаменитых китайских термосов. Прямо из кузова пришлось и физиологию свою спасать…

Наконец, к ночи уже, добрались до какой-то странной деревни: грязища кругом несусветная, вонь страшенная, народ какой-то зачумленно-закопчёный, не мывшийся по-видимому с рождения…

Утром от своих «атташистов» узнали – мы в Тибете…
Быстро собрались, еле успев наспех хлебнуть чаю с галетами, - и в путь! А путь стал совсем тяжким: чем дальше, тем сильнее трясёт; холод совсем одолевает. И дорога всё время в гору и в гору. И то, что вокруг нас – сплошные чёрные горы. И дышать уже совершенно нечем…

Доехали мы куда-то опять уже только к ночи. Устали так, что не помню как, где и на чём заснули. А утром, как развиднелось, осмотрелись мы с Валькой и не поняли, куда это нас судьба забросила – то ли опять тибетская деревня, то ли какой-то монастырь. Вперемешку стоят каменные дома и рваные палатки-доходяги, из которых несётся дым, копоть и непередаваемый смрад. И среди всего это дикого полу-первобытного хаоса и нечисти ходят китайские солдаты, явно чувствуя себя хозяевами положения – гоняют местных пинками, лупят их как сидоровых коз за малейшую провинность…

Не успели мы с Валькой впечатлиться всем увиденным, как к нам на подмогу пригнали стадо яков. Погрузили мы на них наш драгоценный технический груз и пошли вслед за провожатыми и соглядатаями по горной тропе – опять вверх. Но в этот раз, к счастью, недолго: примерно через полкилометра подъём на гребень очередной безымянной вершины кончился и мы вышли на небольшую площадку, с которой нашему взору открылась просто изумительная панорама – вниз сбегал каменистый склон, за ним далеко простиралась широкая долина, а за долиной – цепь острых заснеженных вершин непередаваемой красоты. И как бы раздвигая эту цепь, в небо упиралась огромная Гора – белый правильный конус-пирамида с широким основанием. Ослепительно-белый…

В стороне от гребня – ещё одна площадка, размером с волейбольную. Площадка явно рукотворная, и на ней уже установлена большая утеплённая армейская палатка. Тут мы с Валькой и разместили наше драгоценное оборудование. И не успели закончить с распаковкой и наладкой техники, как к нам в палатку нагрянула вся наша сопровождающая команда – китайцы и наши «атташисты». Получили поручение-приказ: направить наш приёмник на Гору и измерить сигнал. Ни больше, ни меньше!..

- Это чрезвычайно ответственное поручение от наших высоких китайских друзей, - строго заключил один из наших посольских (и при этом, на слове «высоких» даже закатил глаза – очевидно чтобы показать, насколько ВЫСОКИЕ тут подразумеваются китайские друзья…).

А нам, молодым да весёлым-неопытным, какая печаль? Сказано – значит будем делать!..

Собрали мы нашу установку, проверили батарейное питание, прогнали тестовые программы с запиткой от генератора, пофыркивавшего за стенкой нашей палатки… Сидим, ждём появления сигнала. А его нет. И четверо прикомандированных к нашей команде начальников сидят и ждут. Мёрзнут. Не уходят…

Вот уж и ночь подошла, накрыла наше расположение. На осцилло-датчике – всё то же, ровная прямая линия. Пусто…

Трое наших соглядатаев ушли спать, остался один улыбчивый китаец. Только улыбка у него с каждым часом становилась всё бледней и вымученней. Периодически он давал команду своему подчинённому солдатику, и тот шустро-проворно бегал в деревню за едой и чаем. А мы с Валькой, слегка перекусив, спали в эту ночь впеременку…

Утром подошла отсутствовавшая ночью «святая троица», и судя по доносившемуся от них злому перегару, даром времени они не теряли. Первое, чего им захотелось, - учинить проверку исправности нашей аппаратуры. Валька, слегка озлобленный всей этой «китайской канителью», быстро «прогнал» аппарат на всех режимах, после чего ясно и почти по слогам довёл до сведения «товарища сопровождающего» суть работы нашего прибора: установка работает по объектам, имеющим биологическое происхождение, а тут (мой друг ткнул указательным пальцем в сторону «объекта») - снежная гора, и об этом можно было сказать ещё в Пекине!..

Стало тихо и сразу почувствовалось нарастание неприязни со стороны всех «сопровождающих». Дело запахло керосином…

Вдруг вся четвёрка «дипломатов» отошла в конец палатки, стала там о чём-то шушукаться, после чего, ни слова не говоря, рванула на выход. И до вечера мы их больше не видели. Только китайский солдатик временами объявлялся как горное привидение – то чай принесёт, то провизию…

К вечеру вернулись все четверо, и все – с перегаром…
Принесли с собой чернила, бумагу, сели акт составлять на двух языках. Суть акта: эксперимент не дал желаемого результата. Подписали акт все присутствовавшие, ну и мы, стало быть. После чего был получен приказ: установку разобрать, подготовить к обратной транспортировке. Утром – отъезд. И ушла четвёрка наших сопровождающих…

Валька стал материться: спать хочется, в баню хочется!.. И вдруг умолк и, как частенько с ним бывало, уставился куда-то перед собой, в пустое пространство…

- Ну так что, разбираем? – спросил я.

Валька очнулся.

- Конечно, - говорит. А сам палец к губам поднёс и глазами показывает на солдатика, который в углу палатки притулился и подрёмывает…

Полез Валентин в один из ящиков, достал из него металлические трубки, рейки, моток провода и со всем этим снаряжением вышел из палатки…

Минут через десять вернулся, аккуратно втянул за собой провод и незаметно положил его оголённый конец напротив клеммы подсоединения ко входу приёмника. И тут же линия на осциллодатчике взвилась вверх и исчезла с экрана. Валька защёлкал тумблерами-переключателями диапазонов восприятия уровня сигнала, и голубая жилка сигнала «вернулась» в поле захвата осциллодатчика…

Мы молча смотрели друг на друга…

- Всё! Выключай бандуру к едрене фене! – громко рявкнул Валька, не сводя глаз с проснувшегося солдатика, - поспим часа три и начнём разбирать.

Солдатик наш повозился-повозился, сделал вид, что намеревается почистить закопчённый казан, но глядя на то, как мы стали расстилать наши бушлаты на ящиках с ватной обивкой, удалился…

Вскочив, мы мигом подсоединили полусдохшие батареи…

От Горы шёл мощный ровный сигнал, на экране осциллодатчика бились и пересекались упругие и жирные синусоиды. Валентин, тем временем, связывал пучками свои трубочки и реечки, делал из них какие-то странные конструкции и выбегал с ними из палатки. Сигнал становился то сильнее, то слабее, но не пропадал. Более того, в какой-то момент рисунок на осциллодатчике как-то странно изменился – это была уже не синусоида, а какой-то сигнал странной формы, неведомой доселе. Валька рванулся к прибору, стал его перенастраивать и так и этак, пока не получил картинку, похожую (как сейчас сказали бы) на объёмное изображение какого-то процесса. Вот тут мы с моим приятелем и обалдели: чтобы ТАКОЕ прорисовалось на нашем примитивном «приёмном глазу», необходимо было воздействие каким-то совершенно неведомым сигналом, параметры которого мы явно не были способны осмыслить. В те времена мы ещё не знали, что такое частотно-фазовая модуляция импульсных процессов… Однако вид этого странного сигнала на нашем осциллодатчике я запомнил на всю жизнь…

В какой-то момент я осознал, что потерял чувство времени, усталость и вялость от недосыпа исчезли напрочь. Более того, тело казалось просто невесомым, голова работала ясно и совершенно без напряжения, как будто и не было всех этих дней кислородного голодания!..

И тут я заметил, что Валентина долго нет в палатке. Я вышел. Он стоял лицом к Горе, и выражение его лица было какое-то отрешённо…неземное. Странно выглядела и Гора, вся как будто облитая ослепительно-белым искристым светом и от этого казавшаяся летящей над Землёй…

- Валя, пойдём, замёрзнешь к чёрту…

- Питание село… - удивлённо, как бы приходя в себя произнёс Валентин…

Действительно, когда мы зашли в палатку, то на блоке-преобразователе горела красная лампочка. Батареям пришёл каюк…

После этого Валентин не произнёс ни слова.

Утром мы наскоро покидали оборудование в ящики, дождались солдат и яков, погрузились и спустились в «монастырскую деревню». Газика (а вместе с ним и наших сопровождающих) уже и след простыл – нас ожидал наш грузовик. Пока солдаты занимались перегрузкой оборудования с яков в кузов грузовика, мы стояли в сторонке. И в этот момент как из-под земли образовался рядом с нами грязный и оборванный тибетец, скорбно на нас посмотрел и незаметно от солдат поднёс пальцы ко рту – есть, мол, хочу. Валька достал из-за пазухи пачку печенья, отдал тибетцу. Тот благодарно закивал. Валька завёл его за угол хижины, и стал жестами, мимикой что-то пытаться выяснить у аборигена. Тот серьёзно и внимательно смотрел на эти Валькины «ужимки и прыжки», и вдруг что-то шепнул ему на ухо…

По дороге назад, мы повынимали из ватных ящиков нашу технику, улеглись в тёплые и мягкие «саркофаги» и спали, спали, спали…

Только однажды, пробудившись от сладкого сна, Валька, вроде бы ни к кому не обращаясь, произнёс:

- Всё как в протоколе…Никакого сигнала не было. Буду стоять на этом даже под пыткой…

Я тогда, помню, на него даже слегка обиделся. Не было? Ну и ладно! Я ведь тоже себе не враг…

По возвращении я понял, что мы стали участниками описанных событий благодаря какому-то неосторожному решению в каких-то там «верхах». И всё это совпало с решением наших китайских товарищей идти своей дорогой, путём «большого скачка». Советско-китайская дружба стала давать сбои…

Дело, однако же, замяли. Начальника нашего балхашского управления перевели в столицу, тему нашу с Валькой тихо прикрыли, группу рассредоточили, а мне предложили место в Академии…

Валентин после всего пережитого сильно изменился – замкнулся, трудно с ним стало общаться, находить общий язык. К тому же он крепко засел за неоконченную диссертацию, а я – за академические учебники…

Осенью мы расстались. Я уехал в Москву, на учёбу в Академию…

Признаться, я редко возвращался, даже в мыслях, к этой истории. После Академии была непростая служба в войсках, на Кубе, в Анголе. Но…Тут я позволю себе повториться: если НЕЧТО необычное тебя единожды коснулось, то рано или поздно встреча с ним состоится вновь. И она состоялась – через тридцать лет…

                ЧАСТЬ ВТОРАЯ

               Тридцать лет спустя

Итак, минуло более тридцати лет. Я уже числился пенсионером со стажем, никуда не дёргался от местных красот. Природа здесь несравненная! Занялся разведением смородины. Устал, знаете ли, от службы со всеми её перипетиями…

Года четыре тому назад пришёл я как-то на автостанцию с намерением съездить в Порхов к знакомому селекционеру. Гляжу, народ толпится, в кружок собравшись.

- Старичку плохо сделалось, - пояснила одна сердобольная и вёрткая старушка.

Действительно, подойдя поближе, я увидел сидящего на лавочке старичка, утиравшегося застиранным платком и глотавшего – одну за другой – какие-то таблетки. Глянул старичок на меня… Боже ж ты мой – Валентин! Вот так да-а-а! Вот так встреча!..

Тут же мне на глаза попался знакомый мой – молодой человек при своём авто, и я упросил его подвести меня до дома вместе с моим старым другом…

- Еле разыскал тебя, Гриша…- сумбурно, с явной одышкой рассказывал Валентин свою историю. – Сначала написать хотел, а потом решил всё-таки приехать, повидаться – оно так всё же лучше, да и поди знай, когда ещё даст Бог встретиться…Тем более, мне в вашем городе побывать надо было непременно… И надо же – такая нелепость – в автобусе из Пскова плохо мне стало…

Валентину в ту пору, как и мне, чуть за шестьдесят звякнуло, а вид у него был как у восьмидесятилетнего. Жизнь не сложилась. Одинок. Болен: сердце, астма. Да и как учёный он не состоялся. На защите диссертации начполитотдела поднялся и твёрдо предупредил, что, поскольку доклад соискателя и сама работа – это идеологическая диверсия и шаманство, то при любом исходе голосования он приложит к решению учёного совета своё особое мнение. И приложил. Скандально и вызывающе, ибо вся комиссия проголосовала «за». А особое мнение означало только одно – работа не утверждена.

- А в чём же этот политгад шаманство-то рассмотрел?..

И вот тут Валентин вернул меня на тридцать лет назад.

- Помнишь Тибет? Помнишь, как мы поймали сигнал? Извини, но ТОГДА я тебе ничего не мог рассказать…

Однажды, ещё до выезда в нашу китайскую командировку, на Балхаше, соорудил я перед приёмником конструкцию, которая обеспечила приём чёткого, мощного сигнала. Причём, что меня удивило несказанно, сигнал появлялся без присутствия перед прибором человека! И только тогда, когда плоскость конструкции была сориентирована на восток-юго-восток. При этом, сигнал был не всегда – периодически пропадал. Повозился я со своей конструкцией, да и забросил – решил, что всё это была игра случайности…

А вот тогда у Горы меня вдруг осенило! Я снова соорудил похожую конструкцию и поместил перед приёмником… Ну, результат ты помнишь.

- Помню, а что за конструкция?

Валентин внимательно на меня посмотрел, помолчал…

- Крест. Отношение вертикали к горизонтали – 2:1, отвод провода – из нижней части… Ты вспомни своё самочувствие после приёма сигнала…

- Помню. Хорошее, сильное было ощущение, самочувствие враз подпрыгнуло!..

- Мы ведь находились на высоте 4-5 тысяч метров. Пульс у меня ДО СИГНАЛА постоянно был под 100, а ПОСЛЕ – 60, ровнёхонько! И никаких признаков высотной болезни! Более того, голова была ясной как кристалл. И вот тут-то мне открылась вся причинно-следственная связь этого странного явления, как будто мне НЕКТО моим собственным голосом объяснял всю суть этой связи и что необходимо делать дальше.

А дальше я поместил перед приёмником полумесяц – изогнутую трубку.  Эффект – тот же, что и с крестом! Потом установил восьмиконечный крест. Сигнал стал слабее, но когда я довернул этот крест градусов на тридцать с небольшим – сигнал резко возрос. Соображаешь?..Ладно, потом поясню!..

Дальше…Дальше было то, о чём я никому, даже тебе, не мог рассказать. Не поверили бы. Да и нельзя было…

Я вышел из палатки, и вдруг чья-то незримая, но непреодолимая воля заставила меня…разделиться. Одна моя часть после этого осталась стоять на нашей мёрзлой площадке, а другая мгновенно переместилась к Горе. Я как бы завис над её белоснежной вершиной. Склоны этого природного исполина были идеальной формы, казались искусственными, отливали искрящимся серебром. Далее я увидел (или, точнее, мне показали) падающие на склоны два взаимоперпендикулярные луча светло-серого мерцающего цвета. Плоскости лучей, падая из зенита на поверхность склонов, отражались от неё и уходили к горизонту, образуя в своём пересечении крест…

Затем моё сознание как бы сместилось вверх, в пространство над Горой, и при этом я почувствовал, что у меня изменился спектр восприятия зрительной информации. Я совершенно отчётливо увидел не то луч, не то шнур ослепительно-голубого цвета, сходивший с самых Небес и падавший точнёхонько в самую центральную точку вершины Горы. Луч-шнур казался не целым-непрерывным, а как бы сжатой модулированной волной, в которой угадывалась какая-то структура и смысл…

Не успел я всмотреться в это ослепительное зрелище, как почувствовал, что зрение моё становится нормальным и я перестал видеть сходившую на вершину Горы космо-посылку модулированной информации. Моё внимание привлекла моя же фигура, стоявшая у палатки, и твоя, вышедшая ко мне в ту ночь. Я увидел каким-то образом, что на панели блока питания загорелась лампочка, сигнализировавшая о севшем питании нашего прибора… И наконец, явственно услышал голос внутри меня, запрещавший мне рассказывать об увиденном по причине отсутствия у меня и у всех остальных достаточного знания. Вместо напутствия я услышал в себе: «Стремись к Свету, к чистому Знанию, будь бесстрашным и бескорыстным в поиске Истины, и Истина вознаградит тебя, ищущий!». Это было последнее моё впечатление от контакта с Горой…

Год я молчал. А следующим летом не выдержал и, отбыв в отпуск, заехал в Харьков, к Гальперину. Ему я и рассказал обо всём произошедшем в Тибете.

Он меня внимательно, с замиранием дыхания, выслушал, и грустно сказал:

- Буду с Вами откровенен, Валентин. Вы меня сильно озадачили, более того – поставили в весьма затруднительное положение. С одной стороны, как учёный, я должен сказать, что столкнулись вы с явлением чрезвычайно неоднозначным, загадочным и потому требующим дальнейшего глубокого и всестороннего изучения. С другой стороны, как много повидавший старый человек, я должен предупредить Вас, что тем самым Вы рискуете оказаться на весьма опасном и непредсказуемом пути, и одно только прикосновение к подобной тематике может сломать Вашу судьбу… Я не могу дать Вам совета. Поступайте как велит Вам Ваша совесть и Ваше сердце, как сочтёте возможным в обстоятельствах, которые перед вами встанут всей своей непреложностью…

Не послушал я ни профессора, ни других мудрых людей, к которым пытался обращаться за советом. Нетерпелив я был и амбициозен. В упомянутой мной диссертации я только единожды (и то лишь вскользь) упомянул о формах своих антенно-фидерных устройств, но этого оказалось достаточным, чтобы труд мой не утвердили…

И я всё забросил. Сейчас понимаю – зря! Ведь что-то мы с тобой, дружище, всё-таки открыли! Наша с тобой Гора – это огромный естественный (или хорошо замаскированный под природный) ретранслятор сигналов, скажем так…- из Космоса. Ты только представь, какой мощности должен быть этот сигнал невероятно сложной внутренней формы (как сейчас вижу эту пульсацию вдоль ГЛАВНОГО канала передачи – вдоль того луча-шнура!), чтобы он мог покрыть всю поверхность земного шара! Ведь получается, что эти два сканирующих луча, падающих сверху на Гору и контролирующихся задающей энергией и информацией «шнура», отражаются от гладкой снежной горной поверхности и, согласно всем законам физики, уходят во все стороны параллельно земной поверхности…

Таким образом, крест над куполом каждой церкви или часовни – это антенная система, улавливающая вертикальную и горизонтальную составляющие сигнала. Купола – это фокусирующие системы, создающие концентрированные, ниспадающие в приалтарное пространство поток излучения неведомой природы. И если человек приходит в это место, как следует настроившись (сейчас говорят – в глубокой сосредоточенности и медитации), то его собственное поле сонастраивается и входит в резонанс с полем переизлучения Горы. Тогда, говоря по церковному, на него нисходит Благодать…

Время излучения сигнала и его амплитудно-частотная характеристика синхронизированы с положением Земли на её орбите (а значит с временем года и с другими привычными календарно-синоптическими реперами). Отсюда и даты престольных праздников, в которые желательно быть в храме…

Как я теперь мыслю, молодая Россия, переняв (по тем или иным причинам) византийскую веру, переняла и её «механику» - точное соблюдение канонов византийского типа христианства. В том числе и в смысле технологии возведения церквей. Алтарь – на восток; крест над маковкой храмового купола плоскостью своей – тоже на восток. Но для средней полосы России направление на восток – это направление на Камчатку, а не на северные Гималаи или юго-западный Тибет. Потому и утвердился у нас почти повсеместно восьмиконечный крест с верхней горизонтальной и нижней наклонной перекладинами. В теории приёмо-передающих и антенно-фидерных устройств это – как ты помнишь – является фактором компенсации отсутствия плоско-параллельности в поляризации исходного сигнала, вызванной недоворотом обычного креста на 20-30 градусов по отношению к источнику излучения.

Нетрудно понять, почему антенная система в форме полумесяца тоже принимает сигнал (правда, несколько видоизменённый в своей плоскостной составляющей). Мусульманский полумесяц с точки зрения антенно-техники – это подобие креста, только изогнутого, если рассматривать полумесяц вместе со шпилем, на котором он укрепляется. А какая-нибудь складка на поверхности Горы ретранслирует горизонтальную плоскость сигнала в несколько свёрнутом виде, достаточном для уверенной настройки конструкции с полумесяцем на принимаемый сигнал…

А вот что касается пятиконечной звезды… Я могу утверждать совершенно определённо: эта форма «антенны» может принимать какой угодно сигнал, но только не от Горы!..

И ещё пару слов о луче-шнуре. Я все эти годы думал над значением этого фактора в излучении Горы. И вот совсем недавно прочитал в одном из научных журналов, где публикуются самые смелые гипотезы, отчёт об исследованиях так называемых «зебра-структур». Их суть: между Солнцем и Землей существуют некие неоднородности космического вакуума, характер которых относится современной наукой к «квазипериодическому типу». Смысл этого выражения  лучше всего отражается термином, который ученые присвоили данному явлению : «зебра»-структура. Так вот, эти самые «зебры» привели астро-физиков к поразительному факту: околосолнечная «зебра» - это суть искусственное творение, определяющее своей структурой и характером своего воздействия на околоземный космос ход  эволюции жизни на Земле. Закономерности в чередовании полос «зебры», в их толщине и взаимном расположении «один в один» повторяют (или задают?!) закономерности, выявленные в структурах грамматик всех современных языков народов мира, а также в грамматике так называемых «текстов ДНК», характерных для генетического аппарата  живой клетки…

Понимаешь, теперь, ЧТО ИМЕЕНО я увидел в пульсации того луча-шнура, бьющего в вершину Горы? Да ведь это же не что иное, как задающая энерго-информационная КОНСТАНТА (пусть и в виде «квазипериодичеких посылок», подчиняющихся – как недавно выяснилось – законам само-воспроизводства ВСЕГО ЖИВОГО по Закону Фрактала Жизни!). А?!..

Тут Валентин схватился за сердце, шумно задышал, полез в карман своего старого френча за лекарствами. Видно было, что все эти мысли он носил с собой не один десяток лет и ему уже невмоготу держать всё это при себе. А годы взяли своё. Взяли беспощадно…

Слегка оклемавшись, Валентин продолжил…

- Почему, ты думаешь, И Блаватская и Рерихи столь сильно были устремлены в Гималаи?..

Мы с тобой, Гриша, были где-то в северных предгорьях Гималаев, судя по моим расчетам и наблюдениям к западу от Лхасы – километров 500-700. Тот нищий, которому я отдал своё печенье, в ответ на мои расспросы сказал мне два слова, которые я запомнил на всю жизнь. Одно из этих слов – «Юл». Так он назвал Гору, которую я ему показал. А то, что вокруг горы, он назвал словом, звучащим как удар гонга или колокола – «Ш'ам-ба-ла(х)»…

Вернувшись с Тибета я стал искать соответсвующую литературу. А её просто-напросто не было. НИГДЕ. Официально…С огромным трудом, по крупицам собирал всё, что было связано с Тибетом, с Гималаями. Признаюсь, сначала было чувство первооткрывателя на этом пути. Но по мере ознакомления с всё новой литературой я понял, что ничего нового не открыл. Всё известно давным-давно, и ты даже представить себе не можешь, насколько это ДАВНО…

А Рерихи, как мне представляется, тоже ездили искать Шамбалу. Есть кое-какие намёки на то, что они очень близко приблизились к пределам этой чудесной страны. А вот были ли они там, или всё оказалось и не так и более трагично (как это было с другими, не менее выдающимися подвижниками) – об этом молчат ЗНАЮЩИЕ. Остальные как всегда «гонят волну», на которой очень удобно ловить свою сладкую рыбку…

Я лично убеждён в том, что в Шамбале была Блаватская. Всё говорит об этом, в том числе и многие неоспоримые факты. Впрочем, сейчас мне не до диспутов насчёт всех этих перво-открывательств. Главное не это. Трудами, потом и кровью тех, кто смог дойти до священной Святой Страны, доказано: да, есть на Земле Источник Духовности и высшего Космического Знания. Он незыблем и космичен по своей природе…

Ну и что?!..

Большинство обычных людей не может всем этим воспользоваться в силу элементарно-примитивной несонастроенности с сигналами Горы.

Нет настройки – нет резонанса.
Нет резонанса – нет приёма.
Нет приёма – нет контакта…
И тут во мне что-то взыграло, зажглось…

- Слушай, Валентин, да ведь с помощью нашей установки…!

- Нет! – резко перебил меня мой бывший коллега. – Тысячи лет оставалось загадкой назначение многих сакральных объектов на Земле. Тех же пирамид, которые теперь находят по всему миру. Не исключено, что всё это – объекты, призванные улавливать сигналы, подобные сигналам Горы. А возможно пирамиды были не только приёмниками, но и передатчиками – современная радиолокационная техника это уже способна доказать…

Так что всё уже было и не надо строить-громоздить больше ничего такого. Человек должен осознать СОБСТВЕННЫЕ СИЛЫ, должен суметь найти в себе ключ к той энергии, которая роднит его с Источником излучений Горы. Человек должен само-уподобиться Горе, чтобы войти с Ней в полный резонанс. Только сам человек! Больше никаких технологических штучек!..

Валентин, разволновавшись снова тяжело задышал, схватился за сердце, стал жевать свои пилюли. И смотреть на это было не очень приятно-весело…

Передо мной сидел глубокий старик со спокойными и мудрыми глазами, в которых и намёка не было на печаль по неправильно прожитой жизни. Напротив, ощущалась крепкая уверенность в обладании чем-то неизмеримо более важным, чем «простые человеческие ценности»…

На другой день он уехал. Адреса своего не оставил. Обещал сам написать, а поближе к осени-зиме приехать ещё раз…

Не написал…Не приехал…

Не скажу, что эта встреча меня не взволновала. Но и не перевернула. Ну, почитал я Рериха. Не пошла мне его странно-заковыристая, нарочитая англо-язычная «каша», эпатажный и криво-старорусский язык. От всего этого повеяло чем-то холодным, тоталитарно-менторским, плохо скрытым надмением и примитивным нравоучительством. Что ж – таково оказалось моё личное прочтение-восприятие вождя многих наших соотечественников…

Пробовал читать Блаватскую, и сразу понял, что труды её неохватные, скорее всего не предназначены для индивидуального чтения-изучения. Такие её творения как «Разоблачённая Изида» и (тем более!) «Тайная Доктрина» - явно для коллективов учёных, прошедших специальную подготовку к работе с материалами ТАКОГО ОБЪЁМА и УРОВНЯ…

Решил я тогда заняться чем попроще – создать при доме Калашниковых музей Рерихов. Только оказалось, что нашему местному псковскому народцу картошка в своём огороде ближе будет…

Вот так и я своей смородиной занялся…

Прав был Валька – не тот настрой. И уж какой десяток лет – не тот…

Нет настроя – нет резонанса…

Может оттого так и живём?

Вернее: потому-то мы так и живём…